| Июль 2013 года | ||
| Третий тост: Кит | ||
|
В мае 2012 года спецназом ФСБ в Дагестане был уничтожен один из самых одиозных главарей бандформирований. Операция стала примечательна еще и тем, что провели ее не просто спецназовцы — последнего полевого командира из числа иностранных наемников, действовавших на территории России, уничтожили боевые пловцы. 
Но не было радости ни в глазах, ни в сердцах у вернувшихся на базу бойцов. Слишком дорогую цену пришлось им заплатить в тот день за удачу: в бою пал их товарищ капитан 3-го ранга Роман Гребенников. Универсальные солдаты О том, что в Управлении «В» ЦСН ФСБ России есть подразделение боевых пловцов, известно многим. Но что эти уникальные по своей подготовке и квалификации специалисты антитеррора принимают участие в боевой работе на Северном Кавказе, знает весьма ограниченный круг людей. «Что могут делать в горах те, кого готовят действовать под водой?» — с этого вопроса и начался наш разговор.
— Да, действительно, — подключился к разговору сидевший справа от меня мужчина. — Первый раз мы встретились в 98-м году в Калининграде. Срочную Роман служил в разведке Балтфлота, перед увольнением в запас прибыл на медкомиссию, которую проводили «вымпеловцы», подбирая среди матросов-разведчиков кандидатов для дальнейшей службы в спецназе ФСБ. Там мы и познакомились.
Рома был уникум, каких поискать. В быту — абсолютно неорганизованный человек, у которого везде — на столе и в ящиках стола, в тумбочке и шкафу, на кровати и под кроватью всегда был кавардак и хаос. Вещи — вразброс, бумаги — в беспорядке. Уж сколько его за этот бардак начальство журило, сколько товарищи пеняли и подтрунивали — все бесполезно: улыбается и продолжает делать по-своему. Самое поразительное, что он всегда точно знал и помнил, где и что у него в этом бардаке лежит. И была у нас одна примета: если у Ромы на столе вдруг возникали чистота и порядок — жди командировки. Он каким-то образом раньше других узнавал о предстоящем выезде на Кавказ и самым первым начинал готовиться: все свое добро распихивал и раскладывал по ящичкам, по коробочкам, чтобы забрать с собой. Не было у него лишних вещей, все — нужное, все для чего-нибудь сгодится. Человек-кит Сидевшие за столом офицеры дружно закивали в знак согласия, а потом один из них продолжил:
И вот представьте, что боевому пловцу надо донести свое снаряжение до точки погружения, потом проплыть под водой при всех этих малокомфортных условиях приличное расстояние, потом выйти на берег и быть настолько свежим, чтобы с ходу выполнить основную задачу. Представили? Теперь прикиньте суммарную нагрузку на организм. Так вот Рома среди всех нас отличался особым отношением к воде и подводному миру. Казалось, он мог жить и пузырить в нем сколько угодно, не вылезая на берег. Главным было кормить его вовремя… — Серега, ты про панель расскажи, — оживились все присутствовавшие в комнате. — А-а-а… Это моя тема, — согласился офицер. — На Каспии дело было, во время учения. Отрабатывали мы тогда выход на корабль, захваченный террористами. Стоял он милях в 70 от берега, практически посреди моря, и подступиться к этой посудине было не так-то просто. В это же время прислали нам на тестирование навигационную панель, с помощью которой можно выдерживать курс, двигаясь под водой. До борта судна мы добрались нормально, начали выход на палубу. А там имитационные заряды заложены, вроде как террористы подходы заминировали. И вот прямо перед направляющим группы происходит взрыв. Взрывная волна бьет по руке, кулак разжимается, чудо-техника летит в воду и мгновенно тонет. А глубина там приличная, метров 12–15.
В общем, народ уже начинает прикидывать, сколько ежемесячно и в течение скольких лет вся водолазная служба и наша группа будут скидываться, чтобы выплатить стоимость утопленной панели. И тут под воду в одиночку уходит Кит. Неизвестно, что он там делал, но только отыскал Рома тот прибор и поднял под всеобщий вздох облегчения и восхищения… Знамение Когда оживление, вызванное воспоминаниями о курьезном эпизоде, улеглось, в комнате повисла тишина. Пауза затягивалась. И стало понятно, что ребята настраиваются на рассказ о том самом дне, когда они потеряли друга. Потом опять заговорил Сергей:
В Дагестане он действовал уже не один год, кровавых дел успел натворить достаточно, специализировался на уничтожении военных и представителей правоохранительных органов. Поэтому руководство требовало покончить с бандой как можно быстрее. Оперативная работа против него велась постоянно, информация от источников поступала регулярно. Мы ее проверяли и уже достаточно полно знали, где Азиат со своими подельниками базируется, как перемещается, где продовольствием запасается. Несколько раз они в наши засады попадали, пощипали мы их конкретно. Правда, и нам один раз досталось: в 2010-м от их пуль погиб наш сотрудник Илья Шанский. Так что к этой банде у нас, помимо всего прочего, и личный счет имелся. И вот 12 мая поступает информация, что Азиат и несколько его боевиков появились в одном из районов и в такое-то время собираются выйти на контакт со связниками для пополнения запаса продуктов. Несколько мест в районе, где это может произойти, мы знали. Оставалось вычислить, где конкретно будет встреча. А сведения были, что называется, горячими. То есть с момента их получения до возможности реализации оставалось часов пять-шесть, не более. Как правило, такая информация бывает весьма достоверна, а действия по ней — наиболее эффективны. Поэтому был отдан приказ привлечь боевых пловцов…
Вот и в тот день шли занятия по оперативной психологии. Весь отдел собрался в спортзале учебного центра, сидели, слушали инструктора. И вдруг с улицы залетает птица, начинает метаться под потолком, биться в окна. А все же знают, что есть такая примета: залетевшую в помещение птицу нельзя ловить, чтобы выпустить на волю, она должна сама вылететь, иначе беда будет. В общем, все смотрят, как птаха выбираться будет, не мешают. И в этот момент входит начальник подразделения. «Собираемся, — говорит, — есть приказ, через полчаса выезжаем». Все двинулись на выход из спортзала, а птица там осталась И Николай, это еще один наш товарищ, он сейчас в командировке, сказал тогда: «Плохо это, наверное, кто-то не вернется». И Рома, который все эти приметы всегда с юмором воспринимал, постоянно хохмил, если кто-то на них всерьез внимание обращал, тут вдруг как-то сник и напрягся… Конец Азиата— Время на подготовку было крайне ограничено, — после небольшой паузы продолжил Сергей, — поэтому собирались быстро, но без суеты. Проверили оружие, снаряжение, еще раз изучили карту. Проговорили, как будем выдвигаться, как маскироваться, как собственную безопасность при выдвижении обеспечивать.
Тройка Гребенникова — сам Кит, Алексей и пулеметчик — заняла самый важный сектор: именно они должны были первыми засечь боевиков, первыми открыть огонь, и только уже после них вступали в бой остальные подгруппы. Такой выбор в пользу Роминой тройки был сделан не случайно: Кит, в дополнение ко всем своим профессиональным достоинствам, был еще и отменным стрелком, а также одним из лучших гранатометчиков в ЦСН. А дальше получилось так, как нечасто случается в нашей практике — именно в то время, которое было указано в информации, появились боевики! Ну, может, минут на пять задержались, не более. Рома их заметил, доложил. И, держа на прицеле, сопровождал до последней возможности, ожидая, когда из кустарника на открытое место выдвинется как можно больше бандитов. Но те тоже грамотные — шли с большими интервалами, поэтому на открытое пространство успели выйти лишь двое. Дальше тянуть было нельзя: пройди они еще метров десять, Ромина тройка была бы обнаружена. И так уже когда Кит открыл огонь, между ним и головным боевиком оставалось метров 25–30, не более. Леха, давай дальше рассказывай. — Сергей откинулся на спинку стула. — Ты же там был, я-то за бугорком с другой группой находился. — А чего говорить, — тяжело вздохнул молчавший все это время Алексей. — Кит срезал боевика первой очередью. Не знаю, успел ли он разглядеть, что это был сам Азиат. Скорее всего, нет — смеркалось уже, до наступления темноты не больше часа оставалось. Просто бил по головному, а потом, когда он рухнул, перенес огонь на второго бандита. Но тот уже успел отскочить обратно в кустарник. Очевидно, Кит его все же зацепил: кровь потом мы в том месте видели, но тело не нашли — либо сам ушел, либо подельники помогли. Судя по ответному огню, вместе с Азиатом шли еще трое-четверо. У него на тот момент вообще человек 8–10 оставалось, не больше: незадолго до этого вэвэшный спецназ их хорошо приложил. Так что на вылазку за продуктами главарь мог с собой взять не больше половины банды. Это ж, в конце концов, был не переход из лагеря в лагерь и не выход на теракт. А за консервами и лепешками всем скопом не ходят.
Я сначала подумал, что он решил выждать пару-тройку секунд, поглядеть, что дальше будет. Лежу, в своем секторе наблюдаю. Но краем глаза вижу, что он вообще не шевелится, голову уронил, обмяк, поза какая-то неестественно расслабленная. Подполз к нему, за ногу трясу, шепчу: «Рома, Рома!». Потом повернул чуть-чуть — а у него голова в крови, пульса нет. Вышел по рации на Сергея: «Командир, — говорю, — Кита зацепило. Все, похоже». Серега сказал, чтобы я оставался с Ромой до конца боя. Так мы с ним и пролежали, пока ребята не пришли… Алексей еще раз тяжело вздохнул и опять замолчал. В который уже раз, не позволив рассказу надолго прерваться, инициативу на себя взял Сергей. — Мы потом анализировали, как такое получилось. Понимаете, дагестанский лес — это вам не среднерусский. Это, по сути, сплошной труднопроходимый кустарник: обзора никакого, а от пуль укрыться не за чем, за толстыми стволами не спрячешься, их просто нет. Поэтому стрелять приходится лежа, лучше, если из ложбинки или канавки. Кит как раз позицию менял — из одной ямы выбрался, до другой не дополз, когда кто-то из «духов» в ответ полоснул. Рому он, скорее всего, даже не видел, просто наугад по звуку его предыдущей очереди, выстрелил. А пуля легкая, 5,45-мм, от ветки вниз и срикошетила. Вот такие дела. После того как завязалась перестрелка, «душков» мы сильно огнем прижали, сопротивления организовать они уже не могли, просто начали разбегаться. К тому же они не знали, сколько нас и где еще засады расположены. Плюс Рома первой же очередью их главаря положил, руководить ими было некому. Так что «духам», как нам казалось, оставалось лишь бежать и отстреливаться. Мы тогда не знали, сколько нас еще интересного ждет, пока до базы доберемся… Тяжелое возвращение— Я, когда Лехин доклад получил, выслал к ним ребят из резервной подгруппы, — продолжает рассказ Сергей. — Они осмотрели Рому, подтвердили, что медпомощь ему уже не требуется. Стрельба к этому времени стихла, надо было думать об эвакуации. Но сначала предстояло проверить местность, удостовериться, что «духи» ушли и не будут нас за пятки кусать.
Грузовичок они подняли в воздух метра на полтора. И это при том, что весит он около 60 тонн! Все три моста ему вырвало, а водитель отделался легкой контузией: там кабина как бронированная капсула, тряхнуло сильно — и все. А микроавтобус спасло то, что взрывом первого фугаса перебило провода, идущие ко второму, и поэтому он не сработал. Эта же счастливая случайность позволила чуть позже там поработать экспертам из криминалистической лаборатории. Они и определили, что мощность каждого заряда составляла 15 килограмм тротила. Не хочется даже думать, что могло случиться, если бы «духи» дождались, когда мы загрузимся в машины, и рванули бы их уже на обратном пути… В общем, пришлось нам еще раз вызывать транспорт и топать уже на другую точку. Туда уже вышли без приключений, загрузились в машины, прибыли на базу. Потом Рому в Москву отправили. Тут уже все как положено организовали. Достойно его проводили, даже директор ФСБ на прощание приезжал. И, конечно же, боевые пловцы из всех силовых структур были. Только давайте это уже без подробностей. Скажу одно: Кита многие знали, и все, кто знал, любили… «Тихо, Марина звонит!» И все же среди этих многих был человек, для которого гибель Романа стала не просто бедой — личной трагедией, перевернувшей жизнь. Этот человек — Марина, его жена, а теперь вот уже больше года вдова капитана 3 ранга Гребенникова.
А позже я и сама перестала интересоваться всякими подробностями его командировок. Наверное, это была защитная реакция моей психики. Когда он приезжал, просто хотелось побыстрее его накормить, обогреть, искупать, спать уложить. И никуда больше не отпускать! Конечно, я не думала, что его отлучки из дома будут такими частыми и все будет так серьезно. Вернее, думала, но до конца не осознавала. Осознание того, насколько сложна и опасна работа мужа, приходит лишь со временем, с опытом семейной жизни со спецназовцем. Ждешь звонков, ждешь хотя бы кратких СМС, что вот пришли и все живы, здоровы. Когда Рома улетал в командировки, я старалась вообще не думать о его работе. Телевизор и Интернет не включала, новости по радио не слушала, можно сказать, целенаправленно надевала розовые очки, чтобы на время забыть, что где-то звучат выстрелы и именно там сейчас находится мой Ромка… Дома, глядя на Рому, сложно было предположить, что его работа связана с оружием, с чем-то трудным и опасным. Дома он был мягким, терпеливым, очень внимательным к моим переживаниям, полностью погружаясь в семейные дела. А по дому он умел делать буквально все: и гвоздь вбить, и розетку починить, и утюг отремонтировать, и вкусный ужин приготовить. Сказывалось, очевидно, что родился и вырос он в обычном селе и с детства на его плечах лежала вся тяжелая работа по дому: отец ушел из семьи, когда Роману исполнилось пять лет, и с тех пор мама, Валентина Васильевна, воспитывала его одна. Пока до армии жил в родительском доме в Ростовской области — был заботливым сыном. А потом стал таким же заботливым и внимательным мужем. Мы, кстати, с Валентиной Васильевной продолжаем общаться, созваниваемся часто. Я вообще хочу, чтобы она была поближе, чтобы наши с Ромой дети знали свою бабушку и радовали ее. Обычно в семьях обязанности делят на мужские и женские, а у нас были те, которые делал Рома, и те, что мы выполняли вместе и с удовольствием: генеральную уборку — вдвоем, готовим — вдвоем, а если уж бездельничаем, на диване валяемся, телевизор смотрим — то тоже вдвоем. То есть не было в семье того, что называется бытовыми проблемами. И это при двух детях-погодках. Отношение к детям у Ромы вообще было удивительное с самого их появления на свет. Помню, когда я еще только была Софией беременна, он как-то сказал мне: «Мариночка, раньше я был просто в тебя безумно влюблен, а теперь я тебя люблю по-настоящему!». Дочку он обожал до самозабвения и души в ней не чаял: когда София плакала по ночам, к ней не мама вставала — папа первым бросался. Когда подросла, она не с мамой спала, а с папой, вернее — на папе, ей у него на груди было уютнее и спокойнее. Потом Ярослав появился, и Рома вообще расцвел. Обычно мужчины все-таки держатся в сторонке от маленьких детей. Ну, поиграют малость, книжку почитают — и хватит. А Рома, когда был дома, вообще от них не отходил: и кормил, и купал, и возился с ними, и зайчиком прыгал. Однажды даже отправил меня одну в санаторий, а сам с дочкой и сыном дома остался. А Софии два годика только исполнилось, Ярославу 10 месяцев минуло! Но он с ними без проблем управлялся. София и сейчас папу вспоминает: как они вместе играли, гуляли, как он ее кормил. Причем это действительно ее воспоминания, а не наговоренные мной. Ярослав еще мал и отца, увы, будет знать лишь по фотографиям и рассказам других людей… Но зато он внешне и по характеру — вылитый Рома, один в один: у него и мимика, и улыбка, и взгляд папины. А дочке передалось Ромкино отношение к воде: она начала плавать и нырять, когда ей и полутора лет не исполнилось. Абсолютно бесстрашная девчонка! Если бы все сложилось по-другому, то всю жизнь они бы радовали друг друга и радовались друг другу… Карьеры военного я сыну не желаю. Хочу, чтобы он вырос, возмужал, завел семью, чтобы у него была мирная профессия и он стал хорошим специалистом в своем деле, врачом, например. Но если все-таки решит пойти по стопам отца… Если это действительно будет его выбор, его призвание, придется это принять. Хотя и тяжело будет. А София решит выйти замуж за спецназовца — поведу себя, как моя мама: если дочь будет счастлива, как я с ее отцом, если ей будет так же хорошо со своим избранником, как мне с Романом, то я тоже полюблю и приму и его, и его профессию. Буду радоваться за них и поддерживать. Но, конечно же, расскажу дочери, к чему она должна быть готова: частые разлуки, постоянная тревога за любимого, изматывающая неизвестность, половина всего общения — по телефону. Так у нас с Ромой было: у меня всегда телефон в руке и постоянно его звонка жду. Он это знал и звонил часто — и утром, и в обед, и вечером. Всегда сообщал, где находится, что делает, чем занимается, интересовался, чем в этот момент я занята. Даже когда домой с работы ехал, докладывал: вот светофор проезжаю, вот перекресток, вот уже на стоянке. Ребята постоянно подтрунивали над ним, а у него очень часто разговор со мной начинался с фразы: «Тихо, Марина звонит!». Это он, уже включив телефон, просил друзей нам не мешать. Рома и в командировках звонил при первой возможности, переживал, как я одна с двумя маленькими детьми управляюсь, успокаивал. Последний раз мы говорили с ним в день его гибели. Он торопился — собирались они уже. Сказал, что времени мало осталось, что перезвонит, когда вернется. Я ему сказала, что люблю очень сильно и жду, а он ответил, что тоже любит и это самое главное в жизни, что все будет хорошо… После общения с людьми, близко и хорошо знавшими Романа Гребенникова, меня не покидала мысль о том, насколько точным и емким было прозвище и боевой позывной этого удивительного во многих отношениях человека — Кит. Игорь СОФРОНОВ Фото из семейного альбома Марины ГРЕБЕННИКОВОЙ и архива Управления «В» ЦСН ФСБ России | ||
