1985 году со стапелей верфи польского города Гданьск сошел большой десантный корабль БДК 56. Многопалубная махина водоизмещением 4080 тонн, длиной сто двенадцать и высотой более тридцати пяти метров после завершения ходовых испытаний и государственной приемки совершила переход в Черное море и была включена в состав 39-й дивизии морских десантных сил советского Военно-морского флота. В 1991 году кораблю было присвоено имя «Константин Ольшанский».
Отправляясь в ночь с 25 на 26 марта 1944 года в свой последний десант, офицер морской пехоты даже не мог предположить, что его именем после войны будут называть корабли, улицы, школы, скверы. И даже малую планету, которую еще только предстоит открыть астрономам…

Из огня да в полымя

В МАРТЕ сорок четвертого войска 3-го Украинского фронта в результате Березнеговато-Снигиревской операции вплотную подошли к Николаеву — одному из центров судостроительной промышленности и крупной военно-морской базе Черноморского флота в довоенные годы. Гитлеровцы построили глубокоэшелонированную оборону, проходившую по восточным окраинам города и пересекающую полуостров между Ингулом и Бугским лиманом.
Получив задачу на овладение городом, командующий 28-й армией генерал-лейтенант А. А. Гречкин приказал высадить в николаевском порту десант морской пехоты, которому предстояло завязать бой в тылу у немцев, вызвать панику и отвлечь часть сил противника с фронта. Кроме этого десантники должны были воспрепятствовать уничтожению портовых зданий и сооружений.
Выполнение этой сложнейшей задачи возлагалось на 384-й отдельный батальон морской пехоты Черноморского флота, которым командовал майор Федор Котанов. Непосредственно возглавить десантный отряд комбат поручил командиру роты старшему лейтенанту Ольшанскому. И такой выбор сделал не случайно.
Константин Федорович был, можно сказать, кадровым моряком, еще с довоенным стажем: на флот его призвали в 1936-м, когда парню исполнился двадцать один год. В Севастополе Ольшанский закончил электромеханическую школу морского учебного отряда Черноморского флота, был оставлен в ней преподавателем. Потом — сверхсрочная. В сорок первом — ускоренные курсы младших лейтенантов. Сражался под Севастополем, оборонял Ейск. Получив известие о гибели практически всей семьи, остававшейся на оккупированной территории, попросил перевести его в батальон морской пехоты. Не раз участвовал в десантных операциях. При штурме Таганрога в августе 1943 года был начальником штаба десантного отряда, а в сентябре при освобождении Мариуполя возглавлял первую волну десанта морпехов, после чего был удостоен весьма редкой награды — ордена Александра Невского.
Подготовку к десанту на Николаев рота Ольшанского, впрочем, как и весь батальон, начала, едва выйдя из жесточайших боев. В ночь на 22 марта морские пехотинцы совместно с армейскими подразделениями выбили части 6-й немецкой армии из населенного пункта Богоявленск (ныне село Октябрьское), на плечах отступающего противника ворвались на окраины села Широкая Балка. Во второй половине дня три роты батальона, усиленные пулеметными отделениями и расчетами противотанковых, продолжили продвижение вперед. Однако армейские подразделения на своих участках не смогли пробить оборону гитлеровцев, и над морпехами нависла угроза окружения. Чтобы избежать этого, комбат Котанов двинул на помощь вырвавшимся вперед краснофлотцам свой резерв — усиленную роту автоматчиков и взвод разведки под общим командованием старшего лейтенанта Ольшанского. Для сопровождения резерва, который должен был преодолеть минное поле, начальник штаба батальона капитан Самарин прислал жителя села Богоявленск, который утверждал, что видел место, где немцы установливали мины, и знает проход через минное поле. Проводник выглядел не старше 25 лет, среднего роста, худощавый. Его имени никто из морских пехотинцев, кроме самого старшего лейтенанта Ольшанского, не знал. Одет юноша был в темные брюки, заправленные в сапоги, и армейскую фуфайку.
При проходе через минное поле парень подорвался и погиб на месте.
Остальным морякам посчастливилось благополучно миновать опасный участок. Они вовремя подоспели на выручку товарищам и ввязались в бой, который в конце перерос в рукопашную. В ней Константин Ольшанский получил ранение, но строжайше запретил бойцам говорить об этом комбату.
23 марта батальон морской пехоты был снят с передовой и отведен в ближний тыл для подготовки десанта в николаевский порт. Особенностью высадки было то, что морякам предстояло пройти на плавсредствах почти 15 километров по Южному Бугу, причем не менее трети этого расстояния — вдоль берегов, занятых противником, а последний отрезок пути, непосредственно перед портом, преодолеть скрытным броском по побережью, ни в коем случае не дав себя обнаружить.

«Меч» батальона

ДАЛЕЕ события развивались следующим образом. 24 марта около 22 часов Ольшанский привел 170 человек, составлявших первый штурмовой отряд, к причалу села Богоявленск для посадки на десантные плавсредства, которыми морпехов должны были обеспечить саперы 28-й армии. Но тут выяснилось, что у берега их ожидают обычные мостовые понтоны, не обладавшие достаточной устойчивостью, плохо управляемые, тяжелые и неповоротливые. То есть абсолютно не приспособленные для переброски десанта на значительные расстояния. Очевидно, армейцы, не знакомые со всеми деталями операции, решили, что такая «посуда» будет вполне подходящей.
Отменить приказ комбата, тем более командарма, старший лейтенант не мог и потому дал команду на начало погрузки. По мере наполнения понтоны отваливали от причала, пытаясь выбраться на середину реки. Но, отойдя десять метров от берега, первый из них перевернулся, и все находившиеся на нем десантники оказались в воде. Им на помощь устремились те, кто шел следом. Из-за возникшей толчеи и перегрузки перевернулся и второй понтон, а еще через несколько минут — прямо у причала — третий. Все это купание обошлось без жертв, но начало десантной операции пришлось отложить.

25 марта саперы подогнали к Богоявленску семь лодок, которые с трудом удалось отыскать у рыбаков. Отступая, немцы взрывали или сжигали любые плавсредства, но местным жителям удалось сохранить несколько байд, притопив их в реке.
На поверку оказалось, что только две лодки из семи не текут и готовы к плаванию. Остальные пять морякам пришлось затащить в полуразрушенный сарай у пристани и конопатить на скорую руку. Отметим, что для выполнения этих работ не привлекался ни один рыбак, ни один житель села. Чтобы избежать утечки сведений о силах и цели десанта, к причалу не подпускался никто из посторонних, тем более из числа гражданского населения, еще несколько дней назад находившегося на оккупированной территории. Морским пехотинцам помогали лишь 14 саперов во главе с сержантом: им предстояло, сев на весла, доставить первый отряд десантников к месту высадки и вернуться за вторым.
Вечером того же дня началась погрузка. Ольшанского с его смельчаками, вместе с которыми, к слову, в десант шел парторг батальона капитан Алексей Головлев, провожали начальник штаба капитан Самарин, замполит майор Оряшев и командир 1-й роты лейтенант Михайловский, которому предстояло через несколько часов идти во главе второй волны морпехов. В последний раз уточнили частоты связи, позывные должностных лиц, сигналы управления. Позывной Ольшанского оставался неизменным — «Меч». Поэтому его роту, подготовленную и способную выполнить любую задачу, называли «мечом батальона».
Первыми места на веслах заняли саперы. За ними разместились морские пехотинцы. Ольшанскому доложили, что лодки забиты под завязку: 53 десантника, включая командира, плюс гребцы, которым предстояло гнать байды обратно, станковый пулемет заменен ручным, вместо трех противотанковых ружей смогли взять только два. Втиснуть еще хотя бы одного человека или ящик с патронами нет ни малейшей возможности.
Что-то прикидывая в уме, Константин подошел к стоящим возле причала семерым морякам своей роты, тихо сказал: «Еще двое. Кто пойдет? Но с условием — на веслах». Все семеро сделали шаг вперед. Старший лейтенант сам отобрал пару «счастливцев», высадил на берег двух солдат и вместе с моряками занял место в лодке. Бросил быстрый взгляд на часы: двадцать один с хвостиком.
Весла с тихим плеском погрузились в воду, и десант начал свой путь. Еще не подозревая, что это путь в бессмертие…

Каждый оставался за троих

ВЕТЕР в ту ночь был с моря и поднимал на Южном Буге приличную волну. Пока перегруженные лодки двигались против ветра, это не вызывало особых проблем. Однако в районе Сиверсова маяка, когда было пройдено около двух километров, река поворачивала. Волна стала боковой и начала перехлестывать через борта, заливая перегруженные лодки.
Через несколько минут случилась еще беда: днище одной из лодок проломилось, две другие посудины дали течь и стали быстро наполняться водой. Выловили барахтавшихся в воде, пристали к берегу, пересчитались. Все живы, но что дальше?

Ольшанский рассадил морских пехотинцев по оставшимся шести лодкам, а гребцам-понтонерам приказал возвращаться берегом в расположение батальона. Командир десанта прекрасно понимал, на что идет: после высадки лодки придется бросить, обратно гнать их будет некому. Значит, подкрепление его бойцам сможет подойти в лучшем случае лишь следующей ночью. То есть ближайшие сутки задачу, для решения которой изначально отряжалось сто семьдесят человек, должны будут выполнять пятьдесят пять. А задача состояла в том, чтобы отвлечь с передовой как можно больше немецких сил. И вся эта «отвлеченная сила» должна будет навалиться на десантников…
Солдаты-понтонеры, хоть и продрогли после мартовского купания в бугской воде, глубокой ночью благополучно добрались до Богоявленска. На окраине села они были встречены патрулем во главе со старшиной Семистроком, устроены в одну из хат на ночлег и утром отправлены в часть.
Отряд старшего лейтенанта Ольшанского тем временем продолжал движение вниз по Южному Бугу. Практически сразу после полуночи в штабе батальона приняли первую короткую радиограмму и сделали лаконичную запись в журнале боевых действий: «Меч». Высадился в 00 час. 00 мин. Приступаю к выполнению задания».
Непосредственно на территории порта десантники появились около четырех часов. Бесшумно сняли охрану, разминировали элеватор, осмотрели несколько строений вокруг него, оборудовали огневые точки. Главный опорный пункт обустроили в двухэтажной конторе «Заготзерно», где разместились командир отряда и 39 бойцов. Несколько человек залегли в наспех отрытых окопах около железнодорожной насыпи и возле дороги, ведущей из города в порт. Остальные расположились в небольшом деревянном здании элеваторной конторы и в каменном сарае.

Радист отстучал в батальон вторую радиограмму: Ольшанский докладывал, что отряд готов к круговой обороне. Умолчав, однако, что уже понес первую потерю: при осмотре элеватора подорвался на мине старшина 1-й статьи Василий Бачурин.

Восемнадцать атак трех батальонов

ПЕРВЫЙ огневой контакт морпехов с фашистами произошел ранним утром 26 марта. Десантникам удалось захватить пленного, от которого узнали, что немцы даже не подозревают о высадке моряков, не говоря уже о том, что не имеют ни малейшего понятия об их численности и расположении позиций.
Прошло какое-то время. К сараю, где обосновалось отделение старшины 2-й статьи Кирилла Бочковича, попыталась подобраться небольшая группа гитлеровцев, но была полностью уничтожена.
До немцев стало доходить, что в порту творится неладное. Они предположили, что несколько подпольщиков решили помешать взрыву элеватора, и отправили для их уничтожения роту солдат из состава городского гарнизона. Не утруждая себя разведкой, она двинулась в лобовую атаку. Но попала под перекрестный огонь отделения Бочковича и группы старшины 1-й статьи Юрия Лисицына, засевшей в здании элеваторной конторы, и была вынуждена откатиться назад. Потери немцев стали исчисляться десятками. И до них наконец-то дошло, что гарнизон проспал высадку в порту регулярного армейского подразделения.

За десантников решили взяться всерьез: следующая атака была предпринята уже силами пехотного батальона, прибывшего в город с передовой. Его подразделения стали «обтекать» с трех сторон позиции морпехов и… подставились под огонь основных сил отряда, засевших в конторе «Заготзерно». Атака захлебнулась, так, по сути, и не начавшись. А на территории порта лежало уже много тел в грязно-зеленых мундирах.
Следующая атака началась после артподготовки: в порт вкатили снятые с фронта четыре орудия, которые всадили в здание конторы несколько снарядов. У десантников появились погибшие и раненые. Но моряки продолжали яростно огрызаться. Была отбита четвертая атака, пятая, шестая… В середине дня в штабе батальона приняли очередную радиограмму: «Меч». Веду бой, несу потери». Но помочь друзья ничем не могли.
К порту между тем подтягивались все новые и новые немецкие подразделения. С передовой было снято три батальона пехоты, шестиствольные реактивные минометы, легкие танки. Против морских пехотинцев применяли огнеметы, их пытались выкурить из подвалов дымовыми шашками. Все тщетно: как только пехота поднималась в очередную атаку, ее встречали кинжальный огонь автоматов и взрывы гранат.
В памяти немногих оставшихся в живых десантников запечатлелись отдельные эпизоды того боя, примеры мужества и беспримерной отваги их сослуживцев, о которых они потом рассказывали не раз.
…В окопчике у железнодорожной насыпи пали Михаил Авраменко, Владимир Кипенко, Ефим Порхомучук и Леонид Недогибченко — четверка краснофлотцев, вооруженных противотанковым ружьем и пулеметом, надежно прикрывавшая фланг основных сил отряда и подбившая один из немецких танков.
Выкатенными на прямую наводку орудиями была в щепки разнесена деревянная контора элеватора, откуда живым удалось выбраться лишь Юрию Лисицыну. Это именно его, одного из самых опытных и удачливых разведчиков батальона, на следующий день, когда погибнут радисты вместе с рацией, Ольшанский пошлет с донесением к своим. Юрию, переодевшемуся в немецкую форму, каким-то чудом удастся выбраться из города, пересечь линию фронта. Уже на нейтральной полосе он подорвался на мине, взрывом ему оторвало левую ступню. Но старшина все же дополз до советских окопов. Благодаря ему у командования 28-й армии появится возможность поддержать десант с воздуха.

Из полуразрушенного сарая до последнего патрона отстреливался из пулемета Георгий Дермановский, один из тех, кого Ольшанский включил в состав десанта последними. Когда гитлеровцы ворвались в развалины сарая, моряк подорвал себя гранатой.
Краснофлотец Михаил Хакимов уничтожил одно из орудий: метким выстрелом из ПТР ему удалось попасть в ящик со снарядами, взрывом перевернуло пушку и разметало расчет. Во время отражения очередной атаки тот же бронебойщик запалил немецкий танк. Второй остановил тяжелораненый краснофлотец Валентин Ходырев: прижимая к телу обрубком левой руки связку гранат, бросился под гусеницы…
Вечером 26 марта в штабе батальона приняли радиограмму: «Меч». Противник непрерывно атакует. Положение тяжелое. Прошу огонь на меня. Дайте быстро». По району элеватора ударила артиллерия 28-й армии. После этого связь с Ольшанским прервалась. И вплоть до появления на следующий день раненого Лисицына о судьбе десанта ничего не было известно.
Посланные на воздушную разведку штурмовики Ил-2 доложили, что у элеватора по-прежнему идет бой. По немцам, атаковавшим развалины здания, они выпустили реактивные снаряды и расстреляли весь боезапас авиационных пушек. Так была сорвана не то четырнадцатая, не то пятнадцатая попытка фашистов покончить с отрядом Ольшанского.
К этому моменту самого Константина Федоровича уже не было в живых. Погибли все офицеры. Пятнадцатью остававшимися в живых морскими пехотинцами командовал старшина 2-й статьи Кирилл Бочкович.
До рассвета они отбили еще две атаки, потеряв четверых товарищей. Утром 28 марта вынырнувшие из низких облаков Илы помогли им отразить последний, восемнадцатый штурм. После этого над территорией порта и вокруг него установилось тревожное затишье: с севера в Николаев ворвались части 6-й армии, с востока — 5-й ударной, с юга — 28-й армии и 2-го мехкорпуса, немцы спешно покидали город, чтобы не попасть в окружение.
Первыми к порту пробился один из отрядов мотоциклетного разведбата. Взору разведчиков предстала жуткая картина: разбитая немецкая техника и сотни трупов гитлеровцев, которыми были усеяны подступы к дымящимся развалинам.
Из подвала того, что раньше называлось конторой, они вынесли на руках десять израненных и контуженных десантников…

55 Золотых Звезд

28 МАРТА 1944 года Москва двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий салютовала войскам, освободившим Николаев. Бойцы 384-го отдельного батальона морской пехоты в этот день разбирали руины вокруг элеватора, извлекали на свет тела своих павших товарищей, абсолютное большинство из которых (после воздействия огнеметов и реактивных снарядов) опознать было невозможно. Десантников идентифицировали по надписям, выскобленным на рукоятках ножей, ложках, пряжках… Старшего лейтенанта Константина Ольшанского опознали по обугленному планшету и оплавленному биноклю.

Когда скорбная миссия была выполнена, на морских пехотинцев были подготовлены наградные документы. Все они заканчивались одинаково: «Достоин присвоения звания Героя». Наверное, поэтому и была создана специальная комиссия для выяснения всех обстоятельств того боя и роли десанта в успешном овладении Николаевом.
Она установила, что десантникам Ольшанского действительно удалось отвлечь на себя с фронта не менее трех батальонов пехоты, артиллерию и танки. В результате двухдневного боя в порту 55-ю морскими пехотинцами было выведено из строя не менее 700 солдат и офицеров противника (и это — немецкие данные!), что в большой степени расстроило оборону гитлеровцев, дезорганизовало их. Кроме этого оказались сорванными планы угона в Германию трудоспособного населения Николаева, взрыва ряда заминированных объектов, таких, как элеватор, здание городской поликлиники № 3, и ряда других.
Вывод комиссии был однозначным: то, что совершили десантники Ольшанского, есть настоящий подвиг. 20 апреля 1945 года был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР, в соответствии с которым всем 55 морским пехотинцам — живым и павшим — было присвоено звание Героя Советского Союза. Случай единственный за всю историю Великой Отечественной войны!
Из 11 выживших в том аду десантников (пробравшийся через линию фронта Лисицын и десять оставшихся в живых к моменту освобождения порта) трое умерли от ран. Двое погибли в последующих боях летом 1944 года. До Победы довоевали шестеро.
В марте 1964 года все они стали почетными гражданами Николаева. И не раз в День Победы и годовщину освобождения города встречались друг с другом в сквере, где похоронены их боевые друзья. И который носит имя… 68 героев-десантников.

Почему шестидесяти восьми? Откуда взялась эта цифра? Ее когда-то запустили в обиход журналисты, приплюсовав к морским пехотинцам солдат-саперов, отправленных Ольшанским обратно после развала лодки у Сиверсова маяка, и непонятно откуда взявшегося в составе десанта проводника-лоцмана, жителя села Богоявленск Андрея Ивановича Андреева.
Этой неточности ветераны 384-го отдельного батальона морской пехоты сначала не придали значения. Но, как это нередко бывает, легенда была подхвачена, усилена, повторена многократно. И в конце концов стала былью. В нашем случае — частью были. Да такой убедительной, что 8 мая 1965 года, как раз на 20-летие Победы, Андрею Ивановичу Андрееву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
А существовал ли он на самом деле? Скорее всего проводник действительно был. Но не по Южному Бугу до николаевского порта, а тот, что пытался провести роту Ольшанского через минное поле во время боя у Широкой Балки 22 августа и сам погиб при этом. Односельчане знали, что он ушел с моряками, домой не вернулся. Остальное додумали.

Ветераны батальона морской пехоты не раз говорили, что на месте боя не было найдено ни одного погибшего в гражданской одежде или армейской форме, только в морской. Что на похоронах десантников не присутствовал ни один представитель армейских частей и, следовательно, не было среди ольшанцев погибших саперов или связистов. Что в докладе государственной комиссии, устанавливавшей обстоятельства боя, ничего не сказано о присутствии среди морских пехотинцев еще каких-то военнослужащих или гражданских лиц, потому в Указе 1945 года и появились 55 фамилий. И уж если все так уверены, что в десанте было еще 12 человек, так предъявите их: назовите звания, фамилии, должности. Наградите, в конце концов, посмертно, если эти люди погибли вместе с десантниками. Но ответом всех официальных инстанций, в которые обращались моряки, было молчание. Времена были такие: все написанное в газетах, тем более в центральных, считалось неопровержимой истиной…
Правду ныне живущим могли бы рассказать остававшиеся в живых десантники Ольшанского. Но, увы, последний из них — Герой Советского Союза Никита Андреевич Гребенюк — скончался в девяносто пятом.

Игорь СОФРОНОВ
Фото из архива автора