В середине 1970-х годов в Советском Союзе впервые в мире были разработаны и внедрены многокупольные и парашютно-реактивные системы, позволявшие проводить десантирование экипажей внутри боевых машин.
Одним из тех, кому довелось принимать непосредственное участие в испытаниях, был Леонид Иванович Щербаков.
Сегодня он вспоминает о тех полных риска и опасностей испытаниях.

Посвящение в десантники

— В ИЮЛЕ 1968 года я закончил пятилетний курс инженерно-танкового факультета Военной академии бронетанковых войск им. Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского. Начальник факультета отобрал самых подготовленных для работы в НИИ бронетанковой техники в подмосковной Кубинке. Меня назначили инженером-испытателем в научно-испытательный отдел, который проводил комплексные полигонные и войсковые испытания различных образцов бронетанковой техники.
Полагаю, что моя звезда испытателя засветилась, когда мне доверили испытывать БМД-1…
Председателем государственной комиссии по принятию на вооружение боевой машины десанта был командир 106-й воздушно-десантной дивизии генерал-майор Ю. М. Потапов. Он сам отобрал испытателей, проверил нашу физическую подготовку и специальные знания. Тест я прошел успешно и был назначен руководителем группы.
Длительный период испытаний в Кубинке завершился, после чего был определен день вылета самолетами ВТА в Прибалтику на войсковые испытания в 7-ю воздушно-десантную дивизию. Программой предусматривались длительные марши с полным экипажем, боевые стрельбы, преодоление водных преград, десантирование машин и боевое применение БМД-1 по специальной программе. Испытания шли круглосуточно с запредельными возможностями техники и людей.
На одном из этапов десантирования, когда вслед за боевой машиной прыгал ее экипаж, командир дивизии Владимир Степанович Краев заметил мое восхищение и какую-то грусть в глазах.
Краев, молодой, энергичный, смелый, любимец Василия Филипповича Маргелова, спросил: «Ну что, хочешь прыгнуть?». Это было уже разрешение в небо! Научился укладывать парашют, прошел предпрыжковую подготовку и через день выехал с экипажем и другими офицерами на аэродром. Солнце только поднималось, стояла тишина, земля пробуждалась во всей своей красоте. Спокойно проверили подгонку парашютов, приборов, ножей-стропорезов, шлемофонов и другую комплектность. Молча, с суровыми лицами заняли свои места в самолете, пристегнули карабины вытяжного парашюта. Каждый думал о своем. Самолет начал плавный разбег и оторвался от земли. Гулко убрались шасси. Мы улетали в заданный район. Нарастало волнение, участился пульс. Сам себя успокаивал: «Капитан, ты среди десантников, крылатой гвардии, и здесь нет никаких привилегий!» Ведь так оно и было: в одном самолете генерал, прапорщики, сержанты, рядовые и их командиры. Одни и те же парашюты, одна и та же задача — с неба, на землю, в бой!
Резкий звук ревуна заставил мгновенно вспомнить свои действия при выходе из самолета, в период стабилизации с задержкой открытия парашюта, действий при приземлении. Все встали, поправили свои карабины вверху на тросе, положили руку на вытяжное кольцо. Увидел, как медленно раскрываются створки грузового люка. Вытяжной парашют системы десантирования боевой техники сорвал БМД-1 за борт. Она улетела в бездну. Десантники равномерно бежали к люку и улетали в утреннее небо…
Чувства первого прыжка неописуемы! Стропы рвануло, и небо качнулось. Купол раскрылся! Рядом качались парашюты экипажа. От восторга хотелось петь, кричать от радости, что преодолел себя, настолько я был буквально окрылен победой и успехом… Но небо не терпит расслаблений.
Я прозевал землю и поплатился переломом ноги в двух местах. Когда начал собирать купол, то еще раз отметил, что это не мой купол, не белый. Как потом выяснилось, по распоряжению комдива мне заменили купол на цветной, чтобы видеть все мои действия в воздухе и в случае чего хоть чем-нибудь помочь.
Санитарный «уазик» быстро подобрал меня и доставил в Каунас. Гипс до колена и костыли стали атрибутами капитана-танкиста. Возвратился в домик на берегу Немана в Гайжюнай, где с разрешения командующего ВДВ размещались испытатели и где уже был накрыт стол по-десантному. Десантники поставили автографы на еще сыром гипсе. Налили стакан водки, опустили туда голубой ромбик парашютиста и дружно прокричали приветствие. Водку выпил, достал зубами значок. Мне вручили удостоверение перворазника и 3 рубля 50 копеек за прыжок…
Когда испытания в Прибалтике были закончены, десантники проводили меня на московский поезд. Утром на Белорусском вокзале меня встречали жена и дочь, оторопевшие от моего вида: спортивный костюм, гипс, костыли, за спиной — рюкзак с армейской формой и новая гитара. На площади ожидала санитарная «Волга» с начмедом Кубинки В. Цыбулько.
В медсанчасти НИИИ меня положили в отдельную палату. Два или три дня навещали сослуживцы, расспрашивали о прыжке, восхищались и делали прогнозы о решении командования относительно моего самовольства. В палату принесли чемоданчик с материалами, и я писал отчет о командировке. Через некоторое время в палату пришел генерал Г. В. Якубчик. У нас состоялся разговор о результатах испытаний и моем самовольном прыжке. Георгий Васильевич сказал, что меня вызывает Маргелов.

В гипсе с автографами десантников, с голубым значком парашютиста-перворазника на кителе, с завернутой вверх штаниной предстал я перед человеком-легендой Воздушно-десантных войск. Он приветливо встретил, стал рассказывать о перевооружении войск на новую боевую технику, о применении десанта в тылу противника, о преимуществах ВДВ перед Сухопутными войсками.
— Забираю тебя в десант, — заключил Маргелов. — Работы тебе, танкист, будет много. Возглавишь автобронетанковое направление в Научно-техническом комитете ВДВ. Но прежде поедешь по нашей путевке в санаторий и подлечишь ногу…
14 апреля 1969 года вышло постановление Совета Министров СССР «О принятии на вооружение Советской Армии гусеничной боевой машины Воздушно-десантных войск».

Укрощение «Кентавра»

К началу 1970-х самолеты военно-транспортной авиации уже были в состоянии десантировать части и соединения ВДВ, крупные оперативные десанты. Самолет Ан-12 поднимал и десантировал одну БМД-1, Ан-12 Б — две, Ил-76 М — три, Ан-22 — четыре. На базе принятой на вооружение БМД-1 разрабатывалось целое семейство боевых машин.
Генерал армии В. Ф. Маргелов ревностно относился к своему детищу — боевой машине десанта. Кроме возможности установки на БМД-1 более мощного современного вооружения для борьбы с танками и бронированными машинами, он постоянно думал над вопросом создания единого комплекса «боевая машина-экипаж-средства десантирования».
В то время мне часто приходилось бывать на базе завода «Универсал» в подмосковных Медвежьих озерах и участвовать в работах по копровым испытаниям БМД-1, а позже и других образцов. Для создания средств десантирования с сохранением боевых и технических характеристик боевой машины необходимо было определить допустимые перегрузки при ударе техники о грунт и скорости приземления. Машину без куполов, со средствами амортизации поднимали краном или на копровом сооружении на определенную высоту и сбрасывали. Велась тщательная регистрация перегрузок по всему корпусу машины и ее ходовой части.
После всей программы копровых испытаний приступали к разработке средств десантирования. При этом на первом этапе разрабатывалась система десантирования массово поступивших в войска БМД-1 и БТР-Д. Это были парашютные платформы ПП-128-50-00, П-7, П-7М, а для более тяжелой техники П-16. Все эти платформы применялись с многокупольными системами МКС-5–128 Р, обеспечивали десантирование техники с высот 500–8000 м со скоростью снижения 9,5 м/сек. Для извлечения (срыва) боевой машины из самолета применялся вытяжной парашют площадью 50 кв. метров.
Весной 1970 года на крупном учении «Двина» в Белоруссии 76-я воздушно-десантная дивизия на упомянутых средствах за 22 минуты десантировала более 1500 единиц техники и 7000 человек десанта!
Там же, на «Двине», стало очевидным, что сбор отдельно десантируемых боевых машин и экипажей занимал непозволительно большое время, которого у себя в тылу противник никогда десантникам не даст. Встал вопрос о резком сокращении времени на сбор десанта и приведение его в боеготовое состояние после выброски.
Сначала эту проблему попытались решить с помощью маркерных радиопередатчиков, установленных на платформе, и поисковых приемников у каждого члена экипажа, чтобы экипаж выходил на «свою» машину по радиосигналу. Позже был разрешен выход экипажа на ближайшую приземлившуюся к нему машину. Но это вносило неразбериху в действия десантников…
В Рязанском училище ВДВ была разработана система автоматического запуска двигателя БМД-1 после приземления, освобождения ее от средств десантирования и вывода к месту приземления экипажа по радиосигналу. Система была показана В. Ф. Маргелову на плацу училища. Все шло как по маслу, пока одна из двух экспериментальных машин не вышла из подчинения радиосигналу и не въехала в большое зеркало на плацу.
По распоряжению командующего еще три БМД-1 были оборудованы аналогичной системой, способной к тому же по радиосигналу наводить бортовое вооружение и вести из него огонь. На полигоне было удачно продемонстрировано ведение огня из пушек и пулеметов на ходу без экипажа. Но когда по радиосигналу их стали возвращать в исходный район, одна БМД-1 остановилась, въехавши в спутанные корни деревьев, и не смогла выбраться из этого элементарного препятствия. Вторая вдруг открыла огонь холостыми из пушки и пулеметов по членам комиссии. Третья вообще «отказалась» покидать полигон…
Становилось все более очевидно, что надежно выполнить задачу по скорейшему введению десанта в бой можно лишь при десантировании экипажей внутри боевых машин. Эта идея уже витала в воздухе. И мы, офицеры Научно-технического комитета ВДВ, под руководством его председателя полковника Л. З. Коленко активно включились в работу по изучению возможностей десантирования экипажей внутри БМД-1.
Все понимали, что на штатных сиденьях экипаж эту задачу не выполнит, а от перегрузок будет травмирован или вообще потеряет работоспособность. К изыскательским работам по этой проблеме, кроме завода «Универсал», были подключены две авторитетные организации: ГНИИИ авиационной и космической медицины под руководством начальника института генерал-майора медицинской службы Н. М. Рудного и подмосковного завода «Звезда» под руководством главного конструктора Г. И. Северина. В ГНИИИ проводились сбросы с собаками. На добровольцах-военнослужащих институт отрабатывал свою программу на копрах. Дважды и мне пришлось испытать перегрузку на копре завода «Звезда» в подмосковном Томилино. Самочувствие после этого было далеко не из приятных…

В ходе испытаний выбор десантников пал на кресло космонавтов «Казбек-У», имевшее хорошую амортизацию и эффективно гасившее перегрузки в космическом корабле при посадке. В десантном варианте кресло «Казбек-Д» не имело амортизации и жестко крепилось на броню сзади конвейера-боеукладки со снарядами. Хорошее «соседство»! Особенно когда перегрузки при десантировании выходят за пределы расчетных.
Ходом испытаний руководил генеральный директор и главный конструктор завода «Звезда» Гай Ильич Северин, человек в высшей степени одаренный и незаурядный. Именно под его руководством в нашей стране были разработаны космические скафандры, в том числе и для работы вне космического корабля, шлюзовой модуль для выхода в открытый космос, уникальные системы жизнеобеспечения и спасения космонавтов и летчиков, авиационные катапульты. Когда Гай Ильич лишь ознакомился с идеей десантирования экипажа внутри боевой машины десанта, он воскликнул: «Да нам сам Бог помогает! БМД-1 имеет мощную гидропневматическую подвеску на каждый каток и это большой резерв для смягчения удара при приземлении»…
Подготовка к предстоящим испытаниям системы десантирования, получившей название «Кентавр», велась тщательным образом. На копрах при сбрасывании «Ивана Ивановича» (манекена) в креслах «Казбек-Д» отрабатывалось оптимальное положение десантника в кресле в полулежащем состоянии, фиксация тела в нем. Одновременно замеряли перегрузки при выходе БМД-1 из самолета, во время срабатывания парашютных и парашютно-реактивных систем, при приземлении. Все недоработки и замечания устранялись в кратчайшие сроки.
Перед тем, как приступить к практическим испытаниям с людьми, с самолета внутри БМД-1
десантировали собак. Всех их после десантирования рвало, они трясли головами, словно контуженые. Бывали случаи, когда собаки погибали вместе с машиной при ее ударе о землю после отказа средств десантирования… Можно себе представить чувства тех десантников, которые готовились к прыжку внутри БМД-1.
Час «Кентавра» пробил 5 января 1973 года. В этот день на Тесницком полигоне 106-й воздушно-десантной дивизии под Тулой было выполнено десантирование внутри боевой машины двух офицеров ВДВ — подполковника Л. Г. Зуева на месте механика-водителя и старшего лейтенанта А. В. Маргелова на месте наводчика-оператора. Некоторое время после приземления машина не заводилась, потом, произведя выстрел из пушки, подошла к командному пункту. Принципиально был решен вопрос о возможности десантирования части экипажа внутри боевой техники. Система «Кентавр» показала свою надежность.
К слову, о «Кентавре» очень быстро узнали на Западе. В этом направлении стали работать сначала французы, потом другие. У французов эксперимент закончился гибелью заключенного, приговоренного к смертной казни: десантируемая машина разбилась вместе с ним. И начатые было на Западе опытно-конструкторские работы по этой теме прекратились…
Десантирование внутри машины двух основных членов экипажа — механика-водителя и наводчика-оператора — решало главную задачу: приведение машины в боевую готовность после приземления и ведение огня на поражение. Но за бортом оставались еще пять человек десанта, в том числе и их командир. Проблему десантирования всего экипажа должен был решить разработанный НИИ автоматических устройств комплекс совместного десантирования (КСД). При его применении механик-водитель и наводчик-оператор в креслах «Казбек-Д» десантировались внутри боевой машины, а остальные члены экипажа размещались в открытой кабине на парашютной платформе за кормовой частью БМД-1.
К первому десантированию в КСД готовились три офицера НТК ВДВ: Александр Петриченко, Александр Маргелов, я и три десантника 137-го парашютно-десантного полка 106-й воздушно-десантной дивизии.
В назначенное время 26 августа 1975 года впервые в мировой практике с высоты 1200 метров было выполнено десантирование из самолета Ил-76 полного экипажа боевой машины и десанта. На случай отказа парашютной системы в воздухе предусматривалось покидание десантниками кабины КСД. Что и сделал майор Петриченко. Применив затяжной прыжок, он оказался под спускаемой боевой машиной. В штиль он с трудом ушел из-под днища БМД-1 и приземлился рядом с машиной.

Я с наводчиком-оператором, в роли которого выступал сын командующего ВДВ Александр Васильевич Маргелов, во время десантирования размещались в креслах «Казбек-Д» внутри БМД-1 без средств спасения и в случае отказа парашютной системы не могли покинуть боевую машину.
Внутри машины было душно и темно. При выходе КСД из самолета свет через смотровые приборы проник внутрь, мы с Александром увидели друг друга и одобряюще подмигнули. В креслах располагались полулежа, наклоненными назад под углом 38 градусов. При десантировании ощущалось сильное действие на тело привязной системы. В некоторых местах на теле остались синяки.
После приземления мы, покинув кресла «Казбек-Д» и заняв штатные места механика-водителя и наводчика-оператора, буквально за минуту привели машину в боевую готовность. Подобрали Сашу Петриченко и помчались к командному пункту. Там царила настоящая радость. Нам досталось сполна и внимания, и благодарностей, и почестей.

Прорыв «Реактавра»

В НАЧАЛЕ 1976 года одна из центральных газет поместила небольшую заметку: «В обстановке глубочайшей секретности в холодный январский день под Псковом произошло знаменательное в истории военного дела событие: впервые в мировой и отечественной практике с неба на землю на парашютно-реактивной системе «Реактавр» спустилась боевая машина десанта — БМД с экипажем на борту».
Вот какие события стояли за этими газетными строчками…
Успешно испытав в 1975 году системы десантирования «Кентавра» и КСД, десантники не оставили без внимания и систему мягкой посадки космических «шариков». Да, заманчиво было наблюдать снижение космического корабля на одном куполе, срабатывание у земли блока реактивных тормозных двигателей и гашение скорости снижения практически до нуля. Зрелище вызывало восторг и гордость за наших космонавтов. Но в глазах В. Ф. Маргелова буквально читался вопрос: «А мы что, хуже?»
Поехали на московский завод «Универсал» к Алексею Ивановичу Привалову с надеждой, что он, как главный конструктор, возьмется за разработку парашютно-реактивной системы для ВДВ. Привалов согласился. Тут же обсудили вопросы безопасности, подготовки специалистов в войсках, преимущества по сравнению с уже применяемыми парашютными платформами и их многокупольными системами.
А преимуществ действительно было много. Во-первых, резко сокращалось время подготовки и самого десантирования. Парашютно-реактивная система монтировалась на корму БМД-1 и в таком состоянии находилась в готовности к практическому применению. Выход техники на аэродромы производился с установленными системами, что обеспечивало загрузку сразу в самолет.
Во-вторых, освобождалось значительное количество автомобильного транспорта, предназначенного для перевозки платформ и парашютных систем к аэродромам. Устранялась неразбериха, возникавшая, когда колонна боевых машин и автотранспорта приходили в исходный район десантирования в разное время.
В-третьих, в составе системы был всего один купол площадью 540 кв.м вместо пяти парашютов площадью 760 кв.м каждый, а это обеспечивало увеличение скорости снижения техники до 25 м/с. Более чем в 4 раза!
В-четвертых, площадка приземления десанта в значительно меньшей степени накрывалась парашютными системами, которые часто вместе со стропами наматывались на ходовую часть начавшей движение боевой техники и задерживали ее выход с площадки.
В-пятых, боевая машина десантировалась с повышенным запасом топлива и могла без всякой подготовки совершать длительные марши и форсировать водные преграды.
Одновременно с созданием парашютно-реактивной системы под кодовым названием «Реактавр» усиленно шла работа по изучению возможностей десантирования экипажа внутри БМД-1.
В Звездном городке мне удалось обстоятельно переговорить о работе космической ПРС при приземлении и получить информацию от космонавтов Г. Титова, Е. Хрунова, Б. Волынова, моего земляка Н. Ляхова, В. Горбатко, С. Савицкой и других. Все они отмечали повышенные перегрузки при приземлении, необходимость дублирования всех систем для повышения надежности. Но было сказано главное — спасение человека ПРС обеспечивает…
В начале января 1976 года поздним вечером командующий ВДВ вызвал меня и Маргелова-младшего к себе в кабинет. Доброжелательно поздоровался, внимательно и испытывающе посмотрел в глаза, сел за стол и долго молчал. Нами овладевало волнение, оба поняли, что сейчас будет объявлено какое-то важное решение. В руках у Василия Филипповича были наши фотографии.
После долгой паузы он сказал, что сегодня был у министра обороны маршала А. А. Гречко. Тот отказался утверждать офицерский экипаж для десантирования внутри машины с использованием ПРС. «Офицерами рисковать не буду», — был ответ министра. Тогда Маргелов встал и сказал: «Значит, внутри машины буду прыгать я!» Маршал не ожидал такого смелого и решительного заявления. В ситуацию вмешался начальник Генерального штаба маршал В. Г. Куликов и стал убеждать министра. Министр обороны долго колебался но, в конце концов, утвердил экипаж в составе подполковника Щербакова и капитана Маргелова.
Здесь же, в своем кабинете, командующий определил дату прыжка — он должен состояться через неделю в псковской 76-й вдд. Установлен запрет на любые сообщения о подготовке к рискованному эксперименту. Нам не разрешили говорить о цели командировки даже дома.
Мои спешные сборы заметила мама. Наверное, ее сердце почувствовало какую-то тревогу. Провожая меня за порог квартиры, она положила руку мне на грудь и с грустью посмотрела в глаза. Она очень ждала каких-то слов, но лишь молча поцеловала и отпустила.
По прибытии в 76-ю вдд нас разместили в гостевом домике командующего. Одна комната на двоих, кровати, тумбочки, вешалки для одежды, радиоприемник. Еще две пустые комнаты, небольшая столовая, бильярд в холле. За окном настоящая русская зима.
В одном из полков готовилась боевая машина, к которой крепилась парашютно-реактивная система. Мы же приступили к составлению программы своей подготовки. Включили в нее утренний и вечерний медосмотр, измерение давления и пульса в спокойном состоянии и при нагрузке, физзарядку, лыжную пробежку, прыжки с парашютом, работу на средствах связи, вождение боевой машины по пересеченной местности, стрельбу из бортового оружия. Кроме этого мы принимали непосредственное участие в подготовке БМД-1 и системы к десантированию.
Неделя пролетела быстро. В дивизию прилетел генерал армии В.Ф. Маргелов с группой генералов и офицеров ВДВ, руководителями промышленных предприятий, ряда КБ, партийными и государственными работниками.
Время «Ч» было назначено на 10 утра 23 января 1976 года.
Накануне нам под контролем начальника тыла дивизии разрешили попариться в бане, переодели в чистое белье. В «уазике» мы возвращались в наш приют, мела пурга. Не хотелось думать, что она будет продолжаться и завтра…
В домике мы получили экипировку: новые меховые комбинезоны, унты, шлемофоны, пистолеты с боевыми патронами, десантные штык-ножи и по две боевые гранаты Ф-1. Командующий требовал, чтобы все было по-боевому и никаких условностей.
Вечером состоялся легкий ужин из печени лося и крепкого чая, а после ужина — бильярдный турнир. Командующий пригласил к столу меня. Первая партия закончилась с разгромным счетом в его пользу. Вторая, с перевесом в один шар, была моей. Третья, контрольная, проходила с переменным успехом. Когда на столе остался один шар, был мой удар. Что делать? Обыграть командующего было бы верхом дерзости. Я прицелился и свой шар пустил накатом, с небольшим зазором мимо одиноко стоящего у самой лузы шара. Тот лишь слегка шевельнулся. Командующий сразу сообразил, в чем дело, удар кием по спине как «награду» за игру в поддавки я все же получил…
Медики в очередной раз проверили наше состояние и разрешили ночной отдых. Перед сном мы с Александром вслух «обыграли» все этапы предстоящего прыжка на ПРС.
Подъем в 8 утра, затем — дотошный медосмотр, физзарядка, завтрак и выезд на аэродром. Мы знали, что в соседней комнате отдыхает командующий. Но оказалось, что он всю ночь не спал. Много курил, переживал, волновался. Как рассказал Василий Филиппович позже, под утро он положил в карман шинели заряженный пистолет…
Еще было далеко до подъема, за окном стояла темень, как вдруг на меня свалилась вешалка с нашей экипировкой. Я не мог спросонок сообразить, что же произошло. Зажегся свет, и мы увидели на пороге нашей комнаты одетого по полной форме Батю. Василий Филиппович сказал, что мы долго спим и пора уже готовиться к отъезду на аэродром. Каждому человеку, наверное, присуще такое состояние перед неизвестностью. Здесь особый случай: он посылает в небо своего сына. Да еще величайший груз ответственности перед министром обороны, утвердившим экипаж, и не меньший груз ответственности перед своим детищем — ВДВ. Все эти чувства были написаны на лице командующего…
Все приготовления закончены, и мы молча поехали к самолету. Погоды не было, нижняя кромка облаков нависала над взлетной полосой. На разведку полетел самолет и сообщил, что улучшение будет через 1,5–2 часа. Томительное ожидание и нервное напряжение нарастало. Наступило непонятное чувство, как говорят в народе, мандраж. Приходилось частенько бегать «по-маленькому» под колесо авиалайнера.
Наконец дана команда экипажу. Командующий подошел к нам, взял за воротники, прижал по-отцовски и сказал: «Вам-то что, разобьетесь и все. А мне перед Богом всю жизнь отвечать. Сынки, я жду вас на земле с победой». Крепко пожал руки. Поднялись в самолет, заняли свои места в креслах «Казбек-Д», включились в радиосеть «Экипаж БМД — Экипаж самолета — Земля». Закрепились привязной системой. Мешали гранаты в нагрудных карманах: привязные ремни больно вдавливали их в тело. Установили и закрепили магнитофон. Хотели поздравить Анну Александровну, маму Александра Маргелова, с днем рождения, но магнитофон, к сожалению, замерз. Борта машины были покрыты изморозью.

Отработали связь, получили команду на взлет. Взревели двигатели, и самолет начал выруливать на старт. На связь вышел выпускающий, полковник Виталий Парийский, подбодрил. Плавно оторвались от земли и пошли в район десантирования. Командир корабля объявил десятиминутную, а затем — и пятиминутную готовность.
Сердце забилось учащенно, подскочило давление, и пульс вырос до предельного. Объявленная двухминутная готовность вызвала еще большее напряжение.
Наконец, медленно начали открываться створки грузового люка, через смотровые приборы в машину попал свет. Вытяжной парашют вырвал БМД из самолета, и мы провалились в бездну. Восемь тонн брони устремились к земле. Машину повернуло на 120–135 градусов, и мы оказались в перевернутом положении. Наступил момент невесомости, в лицо полетели болты, гайки, ветошь и брызги воды. Неожиданно пропала связь и с самолетом, и с землей. Это была уже нештатная ситуация!
Секунды летели. Мы почувствовали, что начал выходить основной купол. При его раскрытии произошел сильный рывок. Начались медленные амплитудные колебания из стороны в сторону. Нас перевернуло в исходное положение. Снижение шло со скоростью 25 м/с. И вдруг под нами, на днище щелкнули замки телескопических щупов.
Через мгновение над нами громыхнули реактивные двигатели и остановили падение до нулевой скорости. Резко пошли перегрузки, произошло довольно жесткое приземление. Голова пошла вперед, затрещали мышцы шеи. А потом — тишина, гнетущая тишина.
На командном пункте в эти мгновения все замерли. Я пришел в себя, медленно повернул голову в сторону Александра и с русским матерком поздравил его с победой. От удара о землю заработала связь, и мои поздравления пошли в эфир. Командный пункт ликовал!

Нам понадобилось всего 25–30 секунд для приведения БМД-1 в боеготовое состояние. Далее мы приступили к выполнению программы. Поднимая снежную пыль, помчались отрабатывать упражнение стрельб. Преодолели искусственные и естественные препятствия, выполнили все элементы программы.
Выжимая всю мощь двигателя, помчались к трибуне. Вылезли наружу, доложили о выполнении задания.
Нас подхватили на руки, подбрасывали в воздух. Все праздновали победу. А нас тошнило, болели все кости, словно мы побывали в лапах дикого зверя. Для снятия напряжения Батя налил нам по стакану водки. Но организм ее не принял…
Через полчаса медики сняли показания: пульс зашкаливал за 160, температура — за 38 градусов, давление запредельное. Была потеря в весе.
Поздно вечером вылетели в Москву. Командующий после всего пережитого пребывал в радостном настроении и торопился домой, чтобы успеть лично поздравить супругу с днем рождения.
Наше с Александром самочувствие постепенно улучшалось. Уже в воздухе появился дикий аппетит. Да и выпить не мешало бы по-настоящему. Батя поставили перед нами закуски, собранные «на дорожку» комдивом, и по бутылке коньяка «Белый аист», который вскоре благополучно «улетел» по назначению. После этого навалилась усталость. Разбудили нас уже в Москве. Мела пурга, сквозь иллюминаторы еле-еле просматривалась группа машин и встречающих офицеров.
Дома у Маргеловых нас встречала хозяйка с накрытым столом. Дружно поздравили ее с днем рождения и сели за стол. Батя приказал привезти наших жен.
Было уже за полночь, когда посыльный офицер разбудил мою супругу и сказал: «Собирайтесь быстро и поехали». Та опешила от такой команды и спросила: «А куда? Какие документы взять с собой и что еще?» Офицер был непреклонен: «У вас очень мало времени на сбор!» Так наши жены были доставлены в квартиру командующего в центре Москвы. Почти до самого рассвета мы дружно посидели, вспоминали о проделанной работе.
Отдохнув, засели за отчет о десантировании на ПРС, в который включили свои предложения по доработке системы для снижения перегрузок на человеческий организм.
В частности, было предложено растянуть по времени работу одного из реактивных двигателей и тем самым обеспечить более мягкое приземление. Второе предложение было направлено на то, как в штиль исключить падения еще догоравших двигателей на машину и тем самым избежать возгорания техники…

Послесловие, или Как получают Звезды

После первых в мировой практике десантирований внутри БМД-1 на многокупольной в 1975 году и парашютно-реактивной системах в 1976 году, выполнения сложных программ по проверке работоспособности экипажа в экстремальных условиях и обобщения полученных результатов командованием ВДВ было решено подготовить представление на присвоение Александру Маргелову и Леониду Щербакову звания Героя Советского Союза. Увы, получить Золотую Звезду оказалось гораздо сложнее, чем испытывать новую десантную технику…
Наградные документы побывали у семи министров обороны: А. Гречко, Д. Устинова, С. Соколова, Д. Язова, Е. Шапошникова, П. Грачева, И. Родионова. И ни один не отказал! Они подписывались Президентом России, министрами и заместителями оборонно-промышленного комплекса СССР и России, главными конструкторами, высокими должностными лицами Министерства обороны и Российского правительства. И все были «за»!
Но так уж получалось, что должностные лица по тем или иным причинам уходили со своих постов, их подписи устаревали. На согласование с преемниками, порой на дух не переносившими своих предшественников, вновь уходили месяцы, а то и годы. За это время в стране случались путчи, попытки государственных переворотов, шли аппаратные игры и плелись подковерные интриги, во время которых власть придержащим мало дела до народа и его истинных героев.
Лишь 23 августа 1996 года был подписан президентский указ о присвоении звания Героя России… одному Леониду Ивановичу Щербакову. Почему так произошло, что его боевой друг и небесный побратим Александр Маргелов и на этот раз остался без Золотой Звезды? На выяснение причин и решение этих вопросов у Щербакова ушла еще неделя. Указ о присвоении звания Героя России Александру Васильевичу Маргелову был подписан 30 августа 1996 года. Вручение Золотых Звезд состоялось лишь через девять месяцев — в мае 1997-го…

Подготовил Игорь СОФРОНОВ
Фото из архива Л.И. Щербакова